СВЯТЫЕ ДАРЫ

У моего отца обнаружили рак в четвертой стадии. Была предложена операция, он согласился. За несколько дней до предполагаемой операции я предложила ему исповедаться и причаститься. Он согласился, стали решать -  как это сделать. Договорились, что он выйдет погулять, мы на машине заберем его домой, привезем батюшку.

В назначенный день мы подъехали к больнице. При входе висело объявление «Карантин». Была суббота, Крещенский сочельник. Нас не пускают, отца не выпускают. Тщетно старались договориться на вахте, попытки отца пройти сквозь кордон закончились применением силы со стороны охраны, составившей живую цепь, – еле стоящего на ногах больного старика дружно отталкивали от выхода, взявшись за руки. Понимая, что ситуация скоро не разрешится, я послала мужа к батюшке, который ждал в храме (мы должны были, забрав отца из больницы, заехать за ним), сказать, что все отменяется.

Муж уехал в храм, я продолжала бессмысленные «переговоры». Наконец позвали дежурного врача. Пришла миловидная женщина, в вырез халата виден золотой крестик. Выслушав меня, категорически отказала: приказ из министерства, брать на себя ответственность она не может. Пытаюсь объяснить, что через три дня назначена операция, которую отец может не пережить (возраст, ишемическая болезнь сердца, поздняя - IV стадия), о чем нас предупредил сам врач, взываю к ее православию - ведь крест на ней. Исчерпаны слова. Стена. Чувствуя полное бессилие, заливаюсь слезами, встаю перед ней на колени, начинаю просто умолять. В ответ недоумение: «Да что вы его хороните, и вообще, о чем вы? Вам же сказали, что я ничего не могу для вас сделать». Спрашиваю, кто может решить этот вопрос. Надоела я ей, пригласила она кого-то из вышестоящих. Пришла еще одна милая женщина, пригласила меня пройти за «кордон». Стоим с ней у вахты, уже с внутренней стороны, подробно объясняю ей ситуацию, прошу отпустить отца на час, или пропустить к нему священника. В ответ опять слышу то же самое: не могу, не имею права. И опять непонимание: из-за чего весь сыр-бор: «У нас тут есть часовня, бывает даже священник, у вашего отца может случиться такая возможность». Объясняю все снова. В ответ – не могу. И тут вдруг я вижу, что в холл больницы входит наш батюшка со Святыми Дарами на груди. Я стояла лицом ко входу, врач, соответственно, – спиной. Видеть его она не могла, но в тот момент, когда батюшка вошел, она вдруг, совершенно вопреки только что произнесенному категоричному отказу, говорит: «Хорошо, пишите расписку, что в случае чего берете ответственность на себя» (только что я безуспешно пыталась уговорить ее взять с нас именно такую расписку), на что я ей ответила, что уже нет нужды. В ту же самую минуту батюшка приближается к нам, пройдя сквозь неприступный кордон со словами: «Где тут больной?».

Разговаривали мы тихо, нас никто не слышал. Но, когда батюшка подходил к кордону, за которым мы стояли, его никто не посмел остановить. Не было сказано ни одного слова от стоявших на проходной, от тех самых, которые еще недавно выталкивали смертельно больного, еле стоящего на ногах старика, а нас обвиняли в мракобесии. Более того, в присутствии Спасителя они рассыпались, как горох, образовав живой коридор. Так, Сам Господь, присутствующий в Своих Святых Дарах, «заградил уста глаголющих неправедная», и никто не посмел Его остановить!

Ирина Ивановна Жежерун